Вскоре как-то Стёпа встретил меня у ворот и, точно мы с ним только что расстались, не здороваясь, сообщил.
— А тот мальчик-то того…
— Какой мальчик? — с удивлением спросил я, не понимая, почему меня охватывает ужас.
Он шмыгнул носом, хмуро уставился глазами на соседний дом и ответил:
— Кажется, помрёт…
У меня зазвенело в ушах. Я молчал от волнения, почти уверенный, что умирает Странный Мальчик.
— Ты зайди проведать его, — всё так же хмуро и как бы сердясь на меня, сказал Стёпа. — Просил он. Кольке скажи.
Он скрутил папироску, свистнул, будто собаку звал, щёлкнул языком и развалистым шагом ушёл от меня. У меня всё звенело в ушах, и как будто кто-то каждый раз с новым ужасом произносил: Странный Мальчик умирает. — Это было и мучительно и радостно.
— Может быть, он возьмёт меня с собой туда, где правда… — как-то вскользь пронеслось у меня.
Волновало меня ещё и другое. Теперь мне можно, нужно — поговорить с Колей и я предчувствовал, что из этого выйдет что-то важное, долгожданное. Не раздумывая больше, я побежал в детскую, но там его не было. Не слушая бабушки, которая что-то крикнула мне вслед, я понёсся ужасно оживлённый на гору. День был светлый, тёплый, и легко, и приятно было бежать по сухой земле. Испугав нарочно голубей, я двинулся на первую площадку. Из раскрытой конюшни послышалось вслед недовольное ворчание Андрея.
— Ворчи, старик, — беззаботно подумал я, — ворчи…
То, что я знал и нёс с собой важную тайну, которая может вернуть любовь Коли, делало меня беззаботным ко всему остальному, радостным, бодрым. Даже о Странном Мальчике не хотелось думать; чувствовалось что-то хорошее в его болезни, желанное… Всё подгоняемый своей радостью, я искал уверенно и скоро нашёл Колю на второй площадке, в углублении которое мы называли "котлом". Как беден был вид горы теперь. Молчаливая и мёртвая, с оголённой желтоватой травой, где ещё недавно жило, пряталось, играло большое царство бабочек, кузнечиков, муравьёв, — добрые и милые товарищи летних дней, — с заплесневелыми камнями, под которыми уже спали толстые лягушки, — она, гора, покорно ждала зимы, которая надолго покроет её белым снегом. Я пробегал здесь и ломал поникшую сухую траву, и у меня тревожно билось сердце и печально спрашивало: "Зачем жить?" Но раздались голоса. Я растерял мысли и чутко насторожил уши. Я внимательно поглядел в сторону "котла", откуда шли звуки.
— Они там, — подумал я, овладев прежней радостью, — как хорошо что Странный Мальчик заболел.
— Кто там? — вдруг раздался сердитый знакомый голос. когда я подошёл к котлу.
Предо мной выросла лохматая голова Андросова. Весь же он ещё был в "котле".
— Это… я, — несмело выговорил я. — Коля здесь?
Произошло замешательство: почудилось, раздался лёгкий крик. Сейчас же рядом с головой Сергея показалась голова Коли. Он был бледен и в глазах у него бегало недовольство.
— Чего тебе? — не скрывая досады, выговорил он, — нигде в покое не оставляешь. Лезет, — прибавил он ещё сердитее и оглянулся вниз, будто там был ещё кто-то, кого он хотел скрыть от меня.
— Я, Коля, не нарочно пришёл, — засуетился я… — ей Богу не нарочно. Честное слово, Коля…
— Чего же тебе, — прорычал Андросов и потёр свои толстые веснушчатые руки.
— Только что, Коля, я встретил Стёпу…
— Это ваш брат, Николай? — раздался откуда-то, может быть с неба, нежный голос…
Я замолчал от волнения. Коля что-то пробормотал.
— Ваш брат, — допытывалось неизвестное лицо, — отчего же вы его не позовёте? Пожалуйста, Николай…
— Ну, ступай к нам, — недовольно проворчал Сергей, обращаясь ко мне. — Она уже не уступит.
— Я могу не пойти, если мешаю, — серьёзно ответил я, считая про себя удары сердца.
— Нет, уже иди, когда пришёл, — проворчал Андросов.
— Вы нам не помешаете, — произнёс тот же голос.
Я нерешительно посмотрел на обоих. У Сергея лицо было, как у разъярённого льва. Густые спутанные волосы на голове как будто поднялись и с угрозой двигались, а твёрдые низко вырезанные ноздри дрожали и раздувались. Коля, изящный, тонкий, с чёрными глазами, в которых теперь скрывались искры гнева, с недоброй складкой между бровями, стоял, презрительно отвернувшись от меня.
— Да иди же к нам, — прошептал он, скрываясь в "котле".
Сергей с укором посмотрел на меня ещё раз, щёлкнул пальцами и, покачав головой, медленно сошёл вниз. Я уже не колебался. Засунув руки в карманы, чтобы показать своё равнодушие, я подошёл к "котлу" и заглянул вниз. На трёх гладких, удобных камнях, приподняв головы, сидели Сергей, Коля и восхитительная девочка. Девочка была в красном платье, с чётками на голой шее. На платье, в волосах, вплетённые в косу, трепетали ленточки от каждого её движения. Лицом она не походила на брата, но то, что и у неё были коричневые глаза и упрямая, каждый раз набегавшая складка посредине лба, делало её удивительно похожей на него. Вся она была тонкая, как жгутик, и руки её казались длинными.
— Ну, сойди же, — свирепо выговорил Серёжа, тряхнув волосами. — Чего, как петух, рот разинул?
Я никогда не слыхал, чтобы петух рот разевал. Скорее это можно было сказать о вороне. И это показалось таким странным, что забыв о своём невыгодном положении, я рассмеялся.
— Он ещё смеётся! — с негодованием выговорил Серёжа.
— Он смеётся… — с удивлением повторила девочка и вдруг, не выдержав, засмеялась за мной, вероятно поражённая моим изумлённым лицом. Будто птицы запели где-то.
Я, почувствовав, что лёд сломан, лёг у "котла" животом к земле и покатился вниз, как это делал со Стёпой, желая непременно удариться о камень, на котором сидела девочка. Когда, испачканный, взъерошенный, я предстал пред ними, смех, как по волшебству, прекратился. Я вскочил на ноги, и первое, что мне бросилось в глаза, были окурки от папирос и куча обгоревших спичек.